Князьки мира сего - Страница 46

К оглавлению

46

Часть третья
Видимая невидимая брань

Глава 1
Дар Людмилы Петровны

Ближе к Москве настроение у Иваненко изменилось. Полупустая электричка, неторопливо отсчитывая стыки рельсов, навевала какую-то печаль, и Петра снова начали одолевать сомнения. Хоть и продолжительная была у них беседа, а часть вопросов и ответов осталась за кадром. Например: если майор видел Алексея живым на следующее утро после рокового выстрела, то почему Иваненко держали взаперти целый месяц? Ведь состава преступления уже не было! Почему Степанов не стал освобождать Иваненко?

Новый голос, появившийся у Петра в душе после посещения храма отца Илариона, начал отвечать вопросами на вопросы. «А чего от тебя было ожидать? Чтобы ты ещё кого-нибудь застрелил?»

— Это негуманистично — заставлять человека страдать без вины!

«Как это без вины? — удивился голос. — Даже Митя Карамазов был заслуженно осуждён, хотя физически и не убивал отца. Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду. А ты убил!»

— Я убил не по своей воле. Меня загипнотизировали пришельцы.

«Что, полностью загипнотизировали? Начисто лишили воли? А кто им позволил?»

— Страдания облагораживают только тогда, когда человек видит в них смысл.

«Страдания посылаются для очищения души. А смысл в них человек может увидеть спустя какое-то время».

Да, спорить с этим голосом было бесполезно. Пётр подумал бы, что это — голос самой Истины, если бы голос не был таким ироничным. Что-то его манера изъясняться сильно напоминает манеру профессора Мыслетворцева. Только сло́ва «батенька» не достаёт. Да вон же и сам профессор сидит по другую сторону от прохода! Нет, показалось…

Вот и вокзал. Электричка замедлила ход, а Петру в голову пришла дерзкая мысль — поехать к себе домой. Он вдруг понял, как соскучился по маме. Кто знает, сколько ей осталось жить? Она всегда была рядом, и вот бо́льшая часть их совместно прожитого времени осталась позади. Вскоре им предстоит разлука. Может быть, вечная разлука… Но сможет ли он увидеть маму? Или его схватят ещё на подступах к родной квартире?

— Куда мне ехать — к Свете или к маме? — спросил Иваненко у голоса, когда электропоезд остановился у вокзального перрона.

Но голос почему-то смолчал.

Всё ясно! Предоставляет Петру всё решать самому, чтобы Пётр потом не сваливал на него ответственность. А голос-то хитёр! Объяснения — пожалуйста, а советы — ни-ни!

Интересно, знают ли пришельцы о том, что Иваненко решил переметнуться в другой лагерь? Как они поступают с предателями? Уж конечно, не будут больше защищать от фээсбэшников.

А может, его защитит Бог? Откуда-то всплыло в памяти словосочетание «благодатный покров». Решено — он едет к маме! Ой-ой! Его решения могут не совпадать с желаниями Божьими! Надо привести их в соответствие. «Спросить, как быть дальше, и постараться расслышать ответ» — так, что ли, говорил Мыслетворцев?

И Пётр направился в расположенный рядом с вокзалом собор.

* * *

Бог не обманул. Никто ему не препятствовал, и вот Пётр стоит перед дверью своей родной квартиры и, затаив дыхание, тянет руку к кнопке звонка. В последний момент вспоминает, что квартира напичкана «жучками», но ему уже наплевать.

— Мама!

— Сыночек! Ты что так исхудал? — Жаркие объятья. — Ну, идём скорее на кухню, у нас борщ с сахарной косточкой, как ты любишь!

За кухонным столом сидел Вадик и обсасывал — гад такой — его любимую сахарную кость! Скула у друга, как обычно, была разбита, а взгляд — радостно-виноватый.

— Мать моя мартышка, кого я вижу! — воскликнул Вадим, вскакивая с табуретки и утирая рот рукавом. — Маман у тебя — просто золото! Чудо, а не борщ!

— Я был уверен, что вы поститесь перед битвой! — удивился Пётр. Мыслетворцев, конечно, умница, но иногда и он, видимо, ошибался.

— Какой ещё битвой? — отвесил челюсть таксист. — Ладно, старик, садись, рассказывай. За что тебя взяли? Как сбежал? О «жучках» не парься — майор их все поснимал.

— Вы видели майора?

— Заходил на днях. Снял «жучки», сказал, что ты можешь заявиться. Ещё чё-то впаривал, я понял только то, что он теперь против своих…

Людмила Петровна поставила перед сыном целую миску своего фирменного борща — даже у сытого слюни потекут.

— Извини, ма, я сейчас мясное не ем, — жалостливо сказал Пётр, отодвигая лохань. — Ну прости, пожалуйста!

Мать поцеловала его в макушку и стала переливать суп обратно в кастрюлю, внимательно слушая их разговор с Вадимом.

— Слушай, Вадь, зря я, наверно, пришёл. Нас здесь всех могут накрыть…

— Волков бояться — в лес не ходить!

— Знаешь, пришельцы на самом деле существуют…

— Знаю, — сказал Вадик и ясно посмотрел на друга. — Мы с Людмилой Петровной не раз на эту тему беседовали.

— Ну вот, это они меня вызволили из фээсбэшного застенка. Сейчас живу у Светы, встречаюсь с разными людьми… А посадили меня за то, что я убил человека. А с вами что было?

— Когда ты пропал, и к твоей маме, и ко мне домой заявились какие-то в штатском. Выспрашивали про тебя, сказали, что ты жив, чтобы мы никуда не заявляли. Ну, я решил, что надо переезжать жить к Людмиле Петровне. Правильно я сделал?

— Ты молодец, Вадик! А пришельцы к вам не приходили?

— Благодаря принятым мною мерам — нет! — сказала Людмила Петровна. — В тот день, когда ты не вернулся домой, я вызывала священника освятить квартиру, поставила в каждой комнате по иконе и теперь каждый день читаю молитвы от нечистой силы.

46