Так, за философской беседой, они и приехали в штаб-квартиру.
Мыслетворцев достал из багажного отделения два свёртка с весьма недурными костюмами и велел Алексею и Петру переодеться. С размерами профессор угадал — видимо, глаз у него был в таких делах намётан. Сам он был, как всегда, в безупречном костюме.
Пока Алексей грузил канистры со святой водой, Иваненко успел побеседовать с отцом Иларионом — рассказал ему про Вовину общину в двух словах.
— Не удивил ты меня, раб Божий Пётр, — сказал священник. — Как же могло быть ещё? Нынче в любом народе открыт путь спасения, спасающиеся объединяются в общины — что же в этом такого? Или ты книжек дурацких начитался, что иудейский народ проклят, кровь Христа на них и на детях ихних? Ерунда всё это. Православные иудейские общины всегда были, есть и будут, с апостольских времён. Иудаисты временами начинают их гнать, тогда они сильнее шифруются, потом перестают гнать, и они высовывают носик из норы. А что касается сотрудничества с общиной раба Божьего Владимира, я думаю, что вреда не будет. Пущай помогают, коль есть чем помочь!
— Отец, а не про Володю ли вы говорили перед сугубой молитвой, что кого-то с нами нет, кто должен быть?
— Знаешь, раб Божий, что такое молитвенное ви́дение мира? По смирению я должен это утаить, но Господь сказал: «идите и научите все народы», — поэтому не утаю, себе во грех, тебе на пользу. По молитвам Пресвятой Богородицы и преподобного отца нашего Сергия Господь дарует мне временами такое ви́дение. Я вижу каждую ситуацию такой, какой её замыслил Христос. Она редко совпадает с той ситуацией, которую мы имеем. Перед сугубой молитвой я отчётливо видел в нашем собрании два элемента: один недостающий и один лишний. Какого элемента тогда недоставало, я узнал сейчас от тебя, а что произошло с лишним элементом, ты знаешь: Пресвятая Богородица и отец наш Сергий походатайствовали за тебя пред Богом, и ты избавился от распространённого в наше время недуга.
Мыслетворцев бибикнул, и Пётр осознал, что это уже не первое его бибиканье. Они действительно спешили.
Следующим они должны были подхватить отца Антония, а майор собирался присоединиться к «охотникам» в самом конце. Алексей сказал, что хочет помолиться, и они всю дорогу молчали.
Как только микроавтобус покинул штаб-квартиру, Иваненко осознал, что, возможно, все они едут на смерть. Кто знает, какое оружие есть в запасе у пришельцев помимо когтей?
Пётр тоже попытался молиться и вошёл в какой-то необычный успокаивающий транс, коего раньше не ведал. Может, кто-то хотел показать ему, что такое «молитвенное ви́дение мира»?
Он стал как бы частью сознания такого чужого и такого близкого Алексея, своего «кровного брата». Почему «кровного брата»?
«Потому что ты своею пулей вылил ему примерно литр крови, — сказал голос, который разговаривал с Петром в электричке. — Какие узы могут быть теснее уз, связывающих убийцу и убиенного им?»
Пётр не хотел спорить с голосом, ему было спокойно и легко. Он даже порадовался, что снова услышал этот голос.
«Кровный брат» в очередной раз готовился к смерти. Он жил со смертью бок о бок, не только последние месяцы, но уже несколько лет. С тех пор, как Господь научил его иметь «память смертную». В самом деле, ни у одного человека нет гарантии, что он проживёт ещё хотя бы минуту. Сколько считающихся здоровыми людей гибнет прямо посреди улицы от неожиданных обширных инфарктов или инсультов! Всегда помнить смерть — разумно и мудро. Вытеснять память о ней — глупо и малодушно. Рационализировать, как философы-материалисты, ещё глупее. «Когда я есть, смерти нет, а когда смерть вступит в свои права, не будет меня». А точно ли не будет?
Готовясь к смерти, «кровный брат» вспоминал, что с ним в жизни было хорошего, какие милости явил ему Господь. Вспоминал ту резкую, но быстро затухающую боль, которую он чувствовал, когда пуля прошила сердце, вспоминал, как проснулся в морге. Пытался вспомнить, что видел, когда спал смертным сном, но не мог: сон тот был без сновидений. Вспоминал людей, перед которыми провинился на деле и которых осуждал в мыслях, просил у них прощения. И сильнее всего просил прощения у одного человека — у Того, который был распят из-за него на кресте. Потом «кровный брат» вспоминал и прощал тех, кто сделал ему какое-либо зло.
На сиденье рядом с Алексеем материализовалась Ольга. Его свет и радость, его солнце и любовь, его вторая, нет, первая и главная половинка.
«Не завидуй, брат. Если ты не растеряешь вверенное тебе богатство, через несколько лет, а может, и раньше, ты так же будешь смотреть на Светлану. Ты поймёшь, что означает „вместе навеки“, и не сможешь измыслить для себя большее счастье».
Ольга исчезла, но сияние её глаз, любовно смотрящих на мужа, осталось и согревало всех троих теплом. Как часто главное в человеке ускользает от нас, так и Оля ускользала от взглядов, пряталась в тени, но была самой сутью Алексея. Когда ты был с Алексеем, ты был и с ней.
Затем «кровный брат» стал вспоминать, как пробивался к отцу Кириллу, последнему оставшемуся в живых старцу всея Руси, как неделями торчал в Троице-Сергиевой лавре, дневал и ночевал там. Как в итоге отчаялся пробиться и разговорился в автобусе с эксцентричным подмосковным священником. Как они с Оленькой заявились в его непопулярный храм и в тот же день узнали, что отец Кирилл — не последний старец. И всего через месяц их новый духовник открыл им страшную правду о пришельцах…
В какой-то момент Пётр отключился от Алексея и подключился к сознанию профессора Мыслетворцева. Они подъезжали к Москве.