— По-моему, тебя малость зациклило.
— Есть такое дело. Но лучший способ расциклиться — удовлетворить свою потребность.
— Не уверена. Я думаю, что сильный человек рождается именно в борьбе со своими потребностями. Которые к тому же обычно ему кем-то навязываются.
— Я тоже много размышлял об аскезе, — сказал Иваненко минуту спустя. — И пришёл к выводу, что все аскеты тешут своё тщеславие. Аскеза — самоограничение напоказ.
— А те, кто аскетствует не напоказ?
— Ищут похвалы в будущем. Всё равно рано или поздно про их «подвиги» все узнают. Ваши христианские аскеты сами признаю́тся, что делают это ради награды на небесах. А те, кто не верит в личное бессмертие, могут верить в посмертную славу, хотя, на мой взгляд, это — бред сивой кобылы: кому будет нужна твоя посмертная слава, если тебя уже не будет?
— То есть ты считаешь, что у аскета может быть только один мотив — показать, насколько он круче других, на какие вещи способен?
— Если он, конечно, не мазохист, то да.
— Эх, Петенька, как же ты заблуждаешься! Фиговый ты философ — видишь мир слишком упрощённо для философа. Человек может изнурять своё тело как раз затем, чтобы избавиться от навязанных ему потребностей, потому что ему противно, что не ОН ЖИВЁТ, а ЕГО ЖИВУТ. А также он может заниматься аскезой из любви…
— Так, давай уточним, ты сказала, что человек может издеваться над собой из любви к кому-то? Я правильно понял? «Он так любил, что шкуру с себя готов был содрать ради своей любимой!»
— Не ёрничай! Чего тебя в этом смущает? Влюблённые действительно способны на любые подвиги, и чем выше объект их любви, тем бо́льшие подвиги они могут совершить.
— Понимаю, к чему ты клонишь. Безумство любви, и всё такое. Может, это действительно неплохо. Но извини, так уж вышло: ты доказала, что Бог не любит тех, кто готов ради него на подвиги любви. Какая искренне любящая девушка будет требовать, чтобы её любимый носил вериги, изнурял себя до изнеможения физическим трудом, неделями ничего не жрал и делал Бог знает чего ещё?
— А если девушка полюбит алкоголика? И ему придётся носить вериги и поститься, чтобы бросить пить, иначе он через год окажется в гробу? Об этом, Петенька, ты не подумал? Подвижники изнуряют себя, чтобы побороть в себе губительные страсти, которые могут навсегда разлучить их с объектом их любви!
— Ну вот, ты сама опустила своих подвижников, приравняла их к алкоголикам. Получается, что в подвижники идут худшие из людей? Или они такие же «плохие», как и все на Земле? В этом случае, как подсказывает мне логика, лишь они попадают в рай, и соединиться с «объектом своей любви» человек может, только став подвижником.
— Как же с тобой тяжело! Они — не худшие из людей, они любят Бо́га больше других! Это же просто как дважды два! А попасть в рай действительно можно, только став подвижником. Но для этого не обязательно уходить в монастырь. Достаточно просто ежедневно, последовательно и планомерно бороться со своими страстями, с желаниями, приходящими извне. Это и есть подвижничество!
— Ладно, у меня уже мозги закипели! А мне ещё с Мыслетворцевым… — Раздался звонок в дверь. — Вот, кстати, и он.
Мыслетворцев почему-то очень обрадовался вегетарианскому столу, подзакусил, галантно беседуя со Светланой и не обращая внимания на Иваненко, а потом выгнал Свету из кухни, затворил дверь и уставился на Петра, сложив руки на коленях.
— Что ж, батенька, я не священник, поэтому можете всё рассказать мне как другу.
И Пётр рассказал. Ему надоело скрытничать, врать. Он выложил профессору всё до мельчайших подробностей, начиная с того дня, когда обнаружил мёртвого пришельца.
— Первое, что я заметил: у вас, батенька, потрясающая сопротивляемость к воздействию чужой воли, — сказал Мыслетворцев, когда Пётр закончил свой рассказ. — Жили б мы в монастыре, я бы голосовал, чтобы избрать вас настоятелем. Я имею в виду настоящий монастырь, а не игрушечный — такой, где настоятеля избирает братия, а не назначают сверху… И вторая деталь, на которую я обратил внимание — мясо! Призна́юсь вам по секрету: у меня та же проблема, если это можно назвать проблемой — с недавнего времени не могу принимать его даже в малых дозах. Вашими стараниями и Светлана мясное есть перестала. Не удивлюсь, если то же самое происходит с вашим другом Вадимом и вашей почтенной матушкой. Похоже, нас к чему-то готовят, укрепляют наши душевные и телесные силы постом тогда, когда церковного поста нет. Это неоднократно бывало с русскими войсками перед ответственной кампанией, но солдаты и офицеры постились осознанно, нас же, немощных, принуждают чуть ли не силой. Но теперь, батенька, мы тоже осознали, что надо попоститься, и давить на нас больше не будут. Это означает, что физических и психологических барьеров к мясоедению больше нет, и придётся прилагать волевые усилия, чтобы не есть мясное. Сами делайте выводы из вышесказанного мною, а я собираюсь вам сейчас изложить свою доктрину, свой «символ веры», так сказать. Готовы?
Пётр попытался отмазаться усталостью, но Мыслетворцев вскочил, сварил крепкий кофе по какой-то своей рецептуре и всучил чашку Иваненко. Проделал он всё это быстро и ловко, ни капли не запачкав свой безупречный костюм.
— Что ж, приступим, батенька, — сказал профессор, откинувшись на спинку стула, сложив руки на коленях и полуприкрыв глаза. — Вначале была только Сила. В какой-то момент Сила обрела личность, осознала себя. (Впрочем, не исключено, что Сила обладала личностью всегда — для нас это не имеет значения.) Сила поняла, чем она является — бесконечностью, присутствием, созиданием, умножением, сохранением, структурированием, укреплением — и назвала себя Светом и Любовью. И Сила поняла, чем она не является — отсутствием, разрушением, энтропией, хаосом, распадом, деструкцией. И поняв то, что она является созиданием и умножением, Сила решила умножить себя. Она осталась единой, но при этом стала троичной. Хотя, не исключено, что так было всегда — нам этого не понять. Дело в том, что понятие времени неприменимо к Силе, потому что само время было создано ею. Однако наш разум существует во времени и требует, чтобы у всего было начало, поэтому я рассказываю вам свою доктрину именно в таком виде. Итак, Сила стала троичной, и каждая из трёх её ипостасей всем своим существом стала любить другие две. Но им этого было мало. Любовь, присущая каждой из ипостасей, оказалась бесконечнее бесконечного объекта своей любви. В этом парадокс Силы: по логике, она должна удовлетворять сама себя, потому что бесконечна, но она не может до конца этого сделать, потому что не может не созидать. И как вы думаете, что произошло?