— Ты лучше скажи мне, как она нас нашла?
— Говорит, что майор Степанов дал ей наш адресок.
— А что нам с ней дальше делать? Вдруг, если мы её отпустим, с ней случится беда?
— Уверена, что не случится. Всё, что могло случиться, с ней уже случилось…
— Гадаете, свихнулась я или юродствую? — засмеялась Ольга, выходя из кухни. — Ни то, ни другое. Просто мне очень хорошо. Может человеку быть хорошо? Христос воскресе!!! — во всё горло закричала она и бросилась к Светлане и Петру с объятиями.
— Воистину воскресе! — ответили оба.
— Ну я пошла! — сказала Ольга после объятий. — Ой, Камешек, чуть не забыла! Вот телефончик, — она вынула из кармана бумажку с написанным на ней сотовым телефоном, — спросишь Гаврилу. Я рассеянная, могу потерять. Мы с ним в одном храме познакомились…
— Кто он такой? — спросил Пётр.
— Чудесный парень, гранатомётами торгует! — засмеялась Ольга. — Просто так ему лучше не звонить. Звонить только, если гранатомёт понадобится! Правда, он всё равно может не подойти… Ну всё, убегаю! Спаси Господи за всё!
Она не стала вызывать лифт, побежала вниз по лестнице, и в подъезде ещё долго слышался её звонкий ликующий смех.
— Что ты обо всём этом думаешь? — спросила Светлана.
— Думаю, — медленно сказал Пётр, — мы с тобой попали внутрь компьютерной игры, или фильма, или романа. И создатели этого «произведения искусства» — весьма чудны́е люди. Эй, создатели, слышите меня?! — крикнул он в потолок.
Никто не ответил.
— Шифруются, — разочарованно проговорил Иваненко. — Им нравится делать из нас подопытных кроликов.
— Петенька, а ты не думал, что любой человек, живший на Земле в любую эпоху, мог сказать про себя то же самое? Все люди находятся внутри компьютерной игры, или фильма, или романа — произведения искусства, созданного Кем-то другим. Наш мир полон чудес, причём я употребляю слово «чудеса» отнюдь не в переносном смысле. Умные-разумные, серьёзные, важные люди предпочитают чудес не замечать. Они мнят себя творцами собственных судеб, властителями жизни. И шкура у них обычно толстая, как у бегемота…
— Ты хочешь сказать, что ты — фаталистка?
— Я — христианка, христиане не бывают фаталистами! Хорошо, скажу более жёстко. Долго проживёт вошь без человека? Она будет творить свою судьбу всего несколько часов, пока не умрёт с голода. Теперь представь себе, что некий добрый человек любит своих вшей и сознательно подкармливает их своей кровью… и плотью. Теперь вообрази, что кровь этого человека дарует вшам бессмертие. Ясна тебе картина? Человек добровольно отдаёт каждой вши свою кровь, но принимать её вошь должна сама, никто из пипетки её кормить не будет. Вот и разумей: оба должны что-то делать. Какой уж тут фатализм?
— А те, кто отвергает кровь того человека?
— Чтобы не умереть с голода, они вынуждены пить чёрную кровь другого человека, злого и мечтающего от вшей избавиться. Она даёт им силы. Иногда кажется, что у таких вшей даже больше жизненной силы, чем у тех, кто пьёт кровь доброго. Но чёрная кровь их медленно, а иногда и быстро убивает. А без крови ни одна вошь долго не проживёт, так уж мир устроен: мы — энергетические паразиты. Чтобы что-то сделать, нужно напиться крови и переработать её в энергию. А уж как вшам, живущим на злом человеке, иногда перепадает немного бессмертной кровушки, я не знаю. Это — не ко мне вопрос. Факт, что перепадает. Наверное, добрый подкидывает её тем несчастным вшам, чтобы вкусили истинное питие и перебрались жить к нему.
— Свет, а какой кровью питается та бедная женщина, которая покинула нас полчаса назад?
— Не суди по внешнему. Какой кровью питаются дауны, люди, страдающие идиотизмом? Полагаю, что бессмертной. Нам с тобой не дано наблюдать истинную и тайную жизнь души. Иногда мне кажется, что душа каждого человека живёт одновременно несколько жизней. Например, в одной своей жизни душа совершает безнравственный поступок и искренне считает себя правой, а в другой ужасается этому своему поступку, причём одновременно и оправдывает себя и ужасается одна и та же душа в одно и то же время. Я понятно говорю?
— Неа.
— Перечитай «Преступление и наказание». Ну, давай назовём это разными частями души, независимыми друг от друга. В одной, например, копится любовь к себе, в другой — покаяние, в одной — чувство превосходства, в другой — скорбь за весь мир. Конечно, периодически жизни разных частей души пересекаются и вступают в конфликт. Мы воспринимаем это как проявление совести. Чем более развит человек, тем чаще они пересекаются. Но полную целостность каждый человек обретает только в момент смерти, независимо от того, насколько он успел развиться. Вот тогда-то и происходит окончательный выбор — противоположные друг другу части души больше не могут существовать в одном человеке. Что победит, что перевесит, то и определит всю его посмертную участь.
Когда Светлана говорила о духовном, она вся преображалась, начинала светиться каким-то внутренним светом. Как будто говорила не совсем она. И куда девалась та приземлённая особа, которую Пётр знал несколько лет назад? Нет, на такой девушке он должен, просто обязан жениться. Золото, а не девушка! Паспорт у него теперь есть. Вот только стоит ли ему появляться в ЗАГСе? Всё-таки он в розыске…
Но спросил Пётр Свету не о том, согласна ли она выйти за него замуж. На этот вопрос он и так знал ответ.
— Свет, ты считаешь пришельцев бесами?
— Нет, бесы — духи. Христиане скептически относятся к тем, кто представляет бесов плотскими существами. Наверное, злые духи нашли на другой планете каких-нибудь неразумных существ, что-то вроде обезьян, и научились управлять ими. Одно ясно наверняка — те и другие очень тесно связаны.