Они помолчали.
— Знаете, Антон Алексеевич, — наконец проговорил Пётр, — иногда мне кажется, что все мы находимся в психиатрической больнице и созерцаем шизофренические видения. Или я один созерцаю…
— Ничего, ничего, милый мой, это со всеми бывает. Лучше уж такие, лучше уж такие.
— В смысле?
— Ты предпочёл бы видеть, как изо дня в день вкалываешь в какой-нибудь конторе, копя деньги на «Лексус»? Как по субботам пьёшь водку и жаришь шашлык с друзьями? Представляешь Свету с глупыми младенческими глазками и сигаретой в руке? Представляешь, как чёрная бездна, которой ты страшился, станет наваливаться на тебя, когда ты будешь дёргаться в предсмертных конвульсиях, изо всех сил цепляясь за жизнь? Нет, лучше уж веровать в свет, стремиться к нему всеми фибрами души, созерцать Божественные, а не адские видения.
— Это так вы лечите сердца? — удивился Пётр.
— К каждому сердцу, милый мой, нужен индивидуальный подход. Такое сердце, как у тебя, встречается редко, и оно может взлететь вверх, только свалившись перед этим на самое дно расщелины. Но не волнуйся, Петенька, самое плохое у тебя позади!
Прошло несколько дней. Смертоносный груз от Гаврилы был доставлен в штаб-квартиру и ждал своего часа, то бишь чуда. Все исправно молились об остановке времени, но оно и не думало останавливаться.
Наконец отец Иларион узрел, что можно подстрелить очередного младшего пришельца, и послал на ликвидацию тех, кто ещё ни разу в ней не участвовал — майора, Светлану и Ольгу в качестве «видящей». Дело было вечером.
В целях шумоподавления майор решил использовать «Макарыч» с глушителем, он же «Пистолет бесшумный», любимая игрушка гэбистов. Светлана взяла лук с боевыми стрелами, Ольга вооружилась Евангелием. Отправились на автомобиле майора.
Пётр так волновался за свою супругу, что не мог ни молиться, ни читать. Он, по своему обыкновению, бегал из угла в угол двора, в голове вертелись обрывочные мысли и образы. Как выяснилось, волновался Пётр не зря.
Через пару часов отец Иларион стал звонить Степанову на мобильный, но абонент был недоступен. Ещё через час на предпоследней электричке приехала Оля и рассказала, что произошло.
Майор и Светлана были в больнице, причём майор — в реанимации. Вначале всё шло хорошо: им удалось загнать пришельца в безлюдное место, Степанов несколько раз выстрелил, гуманоид упал и сделался видимым. Майор хотел произвести контрольные выстрелы в голову, но «бесик» подскочил, как на пружине, и набросился на майора. Светлана не могла стрелять, потому что боялась попасть в человека. Как следует потрепав майора, пришелец прыгнул в сторону женщин. Света успела запустить в него несколько стрел, но две застрявшие в теле стрелы не помешали гуманоиду выбить у неё лук и повалить на землю.
— И задрал бы он твою Светулю до смерти, Камешек, — грустно говорила Ольга, — если бы не майор. Он вцепился в бесика, оттащил от твоей жёнушки и боролся с ним, как Иаков с Богом. В результате нечисть сбежала, я вызвала «Скорую» и сказала, что на нас напала собака. Майору бесик повредил горло своими когтями — они пытались друг друга задушить…
— Едем немедленно в больницу! — сказал отец Иларион, глядя на побледневшего Петра.
Оказалось, что Света пострадала не сильно — ни переломов, ни сотрясения мозга. Ушибы и ранки от когтей специфической формы. Врач был уверен, что на них напала не собака, а какой-нибудь павиан: «много экзотической твари в качестве домашних питомцев стали держать, у тропических животных периодически башни срывает, а люди калечатся».
— Не волнуйся, Петенька, со мной всё в порядке, — утешила мужа Светлана, — завтра выпишут. Классная была битва! Идите лучше к майору, он — настоящий герой!
Несмотря на ночное время, отца Илариона с Петром пропустили в реанимацию, заставив надеть стерильные халаты и перчатки. Священник сказал, что собирается соборовать Степанова, и не солгал. Солгать ему пришлось по поводу Иваненко: мол, Пётр — его регент.
Майор был в сознании, однако выглядел плохо и говорил с трудом. После соборования щёки его порозовели, он слегка улыбнулся и сказал:
— Что ж, Пётр Исаакович, теперь вы мне доверяете?
— Безусловно, гражданин майор!
— Долго я здесь проваляюсь. Завтра явятся мои коллеги. Они уже заявлялись, но я был без сознания. Как смогу, буду вас выгораживать, но не знаю, что они предпримут. Скорее всего, в ближайшие дни зашлют к вам нового агента. Как вам дальше быть, я не знаю, отец Иларион.
— Господь всё управит, раб Божий Никифор-победоносец. Молись Иисусовой молитвой, не отчаивайся, уповай на Христа! Чувствую, ты ещё послужишь нашему народу в новом чине.
С тем они и оставили Степанова. У Петра занозой под сердцем засело чувство, что видит он майора в последний раз.
Отец Иларион не спеша вёл свою «Волгу» по ночному шоссе.
— Хочешь знать, раб Божий Пётр, как я пришёл к вере? — спросил священник.
Иваненко не ожидал, что отец Иларион станет откровенничать.
— Да… батюшка.
— Начну с самого детства. Как видишь, ростом и физической силой Господь меня не обделил. Отец мой был зампредом колхоза. В пятнадцать лет я ходил с ним на кабана. Мечтал пойти в одиночку с рогатиной на медведя, как в древности крестьяне ходили, да перевелись медведи в нашей области. С какой радостью я шёл служить в Армию Советского Союза! Отправили меня в танковые. Что мне была дедовщина: на второй неделе троих дедов на лопатки положил и сам в деды записался. В учебке я повзрослел лет на десять. На моих глазах человек совершил подвиг, погиб, спасая других. Накрыл собою гранату, свалившуюся назад в окоп. Знаешь, кто бросил ту гранату? Я. До сих пор не пойму, как такое могло со мной произойти. Вроде делал всё по технике… Это было первое чудо, которое произошло на моих глазах.