— Мы как раз недавно говорили с отцом Антонием о чудесах, — сказал Пётр. — Мне кажется, что, по его классификации, это не является чудом. Или вы имеете в виду, что это было чудо с отрицательным знаком?
— Чудес с отрицательным знаком не бывает! Все чудеса от Господа!
— Я слышал, есть пророчества, что антихрист будет творить античудеса для того, чтобы обольстить народы…
— То есть ты думаешь, что антихристом Бог не будет управлять? Обольщаться или нет — это ведь личное дело каждого. Один обольстится, а другой, взглянув на его чудеса, убедится, что миром правит антихрист, и это будет человеку во спасение. И вообще, раб Божий, есть такое понятие как «попущение» — воля Божия, свершаемая косвенно, через адептов зла. Но чудо было-то как раз в другом, ты не дослушал. Дело в том, что я увидел, как закоренелый атеист ракетой вознёсся на небо. Это не метафора, я действительно, будучи в состоянии шока, каким-то образом видел, как его душа отряхивает с себя морок земного сна, как цыплёнок скорлупу, и устремляется к светящемуся существу. А это существо радостно принимает её. Я ведь тоже был тогда атеистом. Представляешь, как всё это подействовало на меня? Мне хватило ума сразу не рассказывать никому о том, что видел. Демобилизовавшись, я первым делом побежал к нашему сельскому священнику. Он мне всё объяснил: что во время сильного стресса в мозгу происходит химическая реакция, вызывающая галлюцинации, и что, по православному учению, в рай попадают только верующие, а атеистам туда путь заказан. Спустя несколько лет я узнал, что тот священник был проходящим стажировку работником КГБ. И что, ты думаешь, я предпринял, когда мне «всё объяснили»? Вначале запил. Повод-то был хороший — дембель. Пропьянствовав несколько месяцев, решил ехать в Москву на поиски счастья. Устроился на «Серп и молот», поселился в заводском общежитии, стал гулять с дочкой своего коллеги по цеху. Девушка забеременела, мы подали заявление в ЗАГС. Тут случилось второе чудо — меня пырнули ножом и избили до коматозного состояния. Замечу: сначала пырнули, потом избили, а то бы я всех раскидал. Это сделал старый ухажёр моей невесты со своими дружками, но милиция не нашла виновных. Когда я через полгода вышел из комы, оказалось, что моя возлюбленная сделала аборт и вышла замуж за того, кто меня чуть не убил. Скажешь, не чудо?
— Чудо было в том, что вы опять видели небо, пока были в коме?
— Нет, ничего я в этот раз не видел. Спал без сновидений. Но я освободился, скинул с себя груз ненужных забот, стал воздушным шаром на вольном выпасе. Эта история вытравила из меня всю суету. Что ещё нужно для поиска Бога? Спросишь, знал ли я, чего ищу? Наверное, догадывался. Стал ездить по стране на попутных грузовиках, побывал в Ленинграде, в Свердловске, в Волгограде (его тогда уже переименовали из Сталинграда). Поехал в Псков. Там был один из двух во всей стране действующих монастырей — Псково-Печерская лавра, а в ней уже подвизался отец Иоанн Крестьянкин. Тогда попасть к нему на приём не составляло труда, хотя уже ехали люди со всей страны. У него-то я и спросил по поводу своей «армейской галлюцинации». Расспросив про нашего сельского священника, отец Иоанн определил его как гэбиста. По поводу же меня сказал: «Тяжёлый тебе путь предстоит, раб Божий. Мало кому в наше время даётся бремя такого дара». Он объяснил, что мне дан дар видеть непознаваемые сущности вещей, а кэгэбэшники просто филонят в своих институтах и не читают Канта. Я спросил, что мне делать с моим даром, и он ответил: научиться им управлять. Для этого я и поступил в духовную семинарию. Стал иеромонахом, служил в разных храмах. А с девяносто второго года сижу здесь, как нощный вран на нырищи.
Отец Иларион указал на свою церквушку, освящённую единственным уличным фонарём, к которой они как раз подъехали.
Свету, действительно, утром выписали, и Пётр проснулся от прикосновения её губ к своему лбу.
— Сколько времени, дорогая? — выпалил он спросонья.
— Около двенадцати. Ты посмотри в окно!
За окном шёл снег. Не мокрый, как на седьмое ноября, а настоящий, зимний, пушистый. Градусник показывал минус два.
— Надо гамак снять, — пришло в голову Иваненко. — Как майор?
— Средне тяжёлое. Должен выжить. После соборования ему стало значительно лучше.
— А ты сама как?
— Будто с медведем пообнималась. Добрый такой, православный мишка. Ничего, до свадьбы заживёт!
Под ногами скрипел свежевыпавший снежок, с веток сыпалась снежная пудра. После пережитого супруги хотели побыть одни, а что может лучше подойти для этой цели, чем ноябрьский лес, забелённый дыханием зимы?
— Знаешь, Светунь, по дороге из больницы отец Иларион рассказал мне, как он стал чудотворцем. — Пётр рефлекторно оглянулся: не дай Бог сам «чудотворец» услышит его слова. — Оказывается, у него проявилось молитвенное ви́дение мира ещё тогда, когда он был атеистом. Подвизаясь же в — как это называется? — в смирении тела, совершенствуясь в…
— Умном делании, — подсказала Света.
— Да. В общем, совершенствуясь во всех христианских добродетелях, он стал видеть сущности вещей регулярно и, видимо, научился менять что-то в открывающейся ему картине, управлять тем, что видит. Впрямую он, разумеется, этого не сказал.
— В житиях святых много таких примеров. Великомученик Пантелеимон, например, воскресил ребёнка, умершего от укуса змеи, ещё до того, как принял крещение. Это призывающая благодать, у меня тоже было, я же тебе говорила. Человеку показывается то, чего он сможет достичь, если станет христианином и будет развиваться согласно Замыслу о нём Христа, то есть не тормозить. Вот отец Иларион справился с поставленной перед ним задачей и даже более того.